Когда в Казани открывался, ныне умерший магазин «Академкниги», на его прилавки в качестве презентации, из запасников издательства были высыпаны многочисленные издания прошлых лет. Для казанских книголюбов это было великим откровением: девственные обложки литпамятников выпущенных в конце семидесятых, обилие книг вышедших под эгидой главной редакции восточной литературы, - всё это просто потрясало и предвещало встречу с Великими тайнами Востока… Именно тогда приобрёл сборник арабских средневековых плутовских новел «Макамы» Абу Мухаммеда аль-Касим АльХарири (1054-1122), известного также под именем аль-Басри. Писатель родился близ месопотамского города Басры (отсюда и прозвище аль-Басри) в семье богатого торговца шёлком и землевладельца. Получив хорошее гуманитарное образование, аль-Харири рано стал писать. Макамы – жанр своеобразный, соединяющий в себе свойства стихов и прозы. Как правило, макамы писались рифмованной ритмизированной прозой (садж) со вставными стихами. Главный герой такого цикла – остроумный бродяга, весёлый человек без определённых занятий, ловкий, беззаботный и высокообразованный. Своими речами он собирает вокруг себя людей и, хорошо разбираясь в психологии слушателей, очаровывает их своим красноречием, легко обманывает и обирает их.
Переводы макам аль-Харири на европейские языки появились лишь в XIX веке (С. Де Саси, Рюккерта, Престона, Т.Ченери) и пользовались успехом у читателей, в том числе у очень образованных. Например, Гейне в «Иегуде Бен Гелеви» писал:
Аль-Харизи – я ручаюсь, |
Он тебе знаком не больше, |
А ведь он остряк – французский, |
Он перехитрил Харири |
В остроумнейших макамах… |
Первые переводы на русский язык пяти избранных макам появились примерно в тоже время, но это были прозаические переводы, в основном во вторичном переводе с западных языков, для них характерен тяжёлый язык переводной прозы XIX века; лишь в одном случае была сделана попытка передать рифмы подлинника. В «Макамах» аль-Харири выпущенных издательством Наука, переводчики стремились по возможности передать особенности поэтики макам.Предлагаю вашему драгоценному вниманию одну из наиболее понравившихся макам этого цикла. Она небольшая, не переживайте – вполне осилите.
Макама
о двух динарах* |
(третья) |
ассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Собрало нас с друзьями веселье, словно жемчужины в ожерелье. И беседы нашей огниво сыпало искры без перерыва. Не разжигая пламени спора, сучили мы нити разговора, вспоминали стихи и рассказы, веселые шутки и проказы. И вдруг перед нами — чужой, оборванный и хромой. Говорит:
— О несравненно драгоценные, неизменно блаженные! Пусть усладою будет ваше житье и сладостным — утреннее питье. Взгляните: имел я товарищей, был тороват, славил бога и был богат, владел деревьями и деревнями, одаривал щедрыми дарами. Но вот одолели меня превратности, оседлали меня неприятности, черные беды чредою ко мне вошли, искры злобной зависти обожгли, так что ладони мои обеднели, жилище и двор оскудели, иссякли источники благ земных, иссохла земля в полях моих, распался дружеский круг, и ложе каменным стало вдруг.
Пошли измены и перемены, рыданье родных услышали стены. И привязь пустая — нету коня; кто завидовал мне — стал жалеть меня. Пропала богатство, погибло добро — и золото, и серебро. Плакал даже недруг злорадный — он моим бедам не рад был.
Так судьба, ко мне беспощадная, и бедность нещадная белым сделали черный висок, и в горле застрял кусок. Стали мне обувью мозоли, страсти ушли поневоле, голодовка тело мне изнурила, бессонница веки мне насурмила. На стоянке теперь я не жгу огней, боясь привлечь незваных гостей. От колючек за мною кровавый след; я стараюсь забыть, как сидел в седле; жду с нетерпеньем урочного дня, когда смерть заберет меня.
Где же он — мой утешитель, где он — благородный целитель? Клянусь тем, кто земную мне жизнь подарил и с племенем Кайлы** породнил, — навек я с нуждой побратался, в ночи без приюта остался!
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
- Пожалел я тут бедного старика, но подумал: «Откуда течет красноречья река?» Я вынул для искушенья динар, горевший на солнце, как жар, краснобаю его показал и сказал:
- Если эту монету в стихах прославишь, в свой карман ты ее отправишь.
И тут же стихи полились в ответ — а в них ни слова чужого нет:
Как славен он! Сверкая желтизной, |
Из края в край обходит мир земной! |
Чеканка на челе таит секрет |
Его бессмертной славы под луной. |
Залог победы, как он людям люб, |
Он мнится всем сияющей звездой, |
И, словно из людских сердец отлит, |
Пылает диск динара золотой. |
Владельцу звон его сулит успех, |
Кто одинок, тому он брат родной. |
Найдешь ли где помощника верней? |
Эмиру власть дана его рукой, |
Владыка без него — ничтожный раб, |
Беду сомнет атакой он одной. |
Низвел с небес он столько полных лун, |
И пленников, застигнутых бедой, |
Он столько раз у смерти выкупал, |
И уголь гнева засыпал золой. |
Клянусь Творцом, создателем земли, — |
Когда б не страх, что будет грех большой, |
Сказал бы: в мире силы нет другой! |
Так закончив, он руку протянул и мне хитро подмигнул:
- Благородный слов назад не берет: коли гром прогремел, то и дождь польет!
Я бросил ему золотую монету — достойную плату за оду эту. Он сунул динар себе в рот, молвил:
- Пусть Аллах его бережет!
И стал подбирать полы одежд, готовясь в путь, вновь полный надежд. Но тут моей щедрости разгорелся пожар: я вынул еще динар и сказал:
- Меня опьянил твоего красноречия пыл. Эта монета тоже будет твоей, но не хвалу, а хулу спой ты ей.
Едва я договорить успел, как старик такие стихи запел:
Будь проклят он, обманщик и хитрец, |
Двуликий лицемер и ловкий лжец. |
В предательском обличий двойном — |
Жених убранством, желтый, как мертвец! |
О, если бы не страсть людей к нему, |
На них бы так не гневался Творец, |
И руку вору не рубил палач, |
И бедняком не помыкал подлец, |
И должника не мучил кредитор, |
При виде гостя не дрожал скупец, |
Завистник взором не губил людей... |
Когда ж настанет злу его конец?! |
Он ускользнуть готов, как беглый раб, |
Кто на него надеется — слепец. |
Хвала тому, кто отшвырнет его |
Без жалости, без страха, как мудрец, |
И скажет твердо: сгинь ты наконец! |
Я промолвил:
- Ливень обилен твой!
Он ответил:
- Обещанное за тобой!
Я снова бросил ему золотой:
- Двух друзей дорогих соедини да Аллаха, Господа миров, помяни!
Он рот раскрыл — и динар проник туда, где сидел уж его двойник. Хвалу собеседникам нищий воздал и посох странника в руки взял.
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Тут сердце мне подсказало вдруг: «А что, как певец — Абу Зейд, старый друг? Теперь он хромает, но не притворно ль?»
И старика я вернул проворно:
— По узорным речам тебя я узнал. Выпрямись! Что это ты захромал? Он ответил:
- Если ты Ибн Хаммам уважаемый, то чести и почестей
тебе желаем мы!
- Угадал, я — аль-Харис. Как текут твои дни?
- От достатка к нужде бегут они: то песок скрипит на
зубах от хамсина***, то повеет вдруг дуновеньем насима.****
- А что это ты притворился хромым? Доволен ты сам превращеньем таким?
Тут Абу Зейд невеселым стал и такие стихи на прощанье сказал:
Притворившись хромым, облегченье найду, |
Хоть на день, хоть на миг все же сброшу узду, |
Без цепей и оков я свободным иду |
И свои хитроумные речи веду. |
Оправданье себе без труда я найду — |
Из Корана святые слова приведу: |
«Нет греха на хромом и убогом!»***** — |
Позволительно ль спорить вам с Богом? |
/Перевод текста В.Борисова и А.Долининой/
|